Александр Мельман
«Московский Комсомолец»
Знаменитый режиссер Татьяна Лиознова отметила очередной юбилей… Лиознова — великая без сомнений, без кавычек и без дураков. Много писали, что у нее большие проблемы со здоровьем, а денег на лечение нет. Но она не жалуется — никогда и никуда. Прочитав это интервью, вы поймете, что живет она совсем не прошлым. Вы молодец, Татьяна Михайловна! Дай вам Бог здоровья и — поздравляем!
— Татьяна Михайловна, как вы себя чувствуете в роли юбиляра?
— Ничего хорошего в старости нет. Особенно для людей моего
поколения. И дело не только в нездоровье или материальных проблемах,
которые испытывает большинство пенсионеров.
Дело — в моральном самочувствии. Как бы ни радовали заботами и
подарками ветеранов, они хорошо понимают, что живут в другой, а может
быть, даже и чужой стране. Это чувство есть, я уверена, у абсолютного
большинства людей моего возраста — и не только. Одно удивительно: что и
этому времени нужны мои фильмы.
— Как случилось, что вы не скопили денег хотя бы на лечение?
— А кого в нашей стране постигла иная участь? Разве что подпольных миллионеров?
И потом — я не жалуюсь на свои материальные проблемы. И не люблю, когда
бедственному положению тех же кинозвезд посвящаются целые полосы в
газетах или телепередачи. В этом больше лицемерия и желания заработать
на чужой беде, чем настоящего сочувствия. Я не одинока, у меня есть
близкие, мне помогают друзья.
— Знаю, что среди них — Кобзон, Табаков…
— Иосиф — великий человек. Он помнит добро и помогает многим, с кем
когда-то связала его судьба. Причем делает это без просьб и излишней
огласки. Примеров такого рода много не бывает. То же могу сказать и про
Олега Табакова, который, кстати, повел себя удивительно после моего
интервью вашей газете несколько лет назад. Тогда я переживала
действительно тяжелый период своей жизни: после сложнейшей операции мне
надо было снова научиться ходить. И я обратилась к Дикулю. На ноги меня
поставили (на это ушло несколько месяцев), но стоило это очень немалых
денег. И Олег Павлович перевел деньги чуть ли не самым первым — прямо
на счет клиники. И при этом я узнала об этом только от врачей.
Или вот недавно: мой друг Слава Шмыров договорился, чтобы к моему
юбилею телевизионщики отремонтировали квартиру. Мое участие было
запланировано в самом конце — когда мы с Кобзоном являлись на “сцену
радости”. А радости действительно было много: вокруг оказалось столько
интересной, любознательной молодежи, с которой я вот так напрямую
общалась, только когда преподавала режиссуру у студентов.
— Вам нравилось преподавать?
— Очень! Ведь это был путь моего учителя Сергея Герасимова,
который сначала учил своих студентов в стенах института, а потом
приглашал поучаствовать в реальных съемках. У меня ведь тоже почти весь
курс вкалывал на “Карнавале”. Мастерскую мы набирали со Львом
Кулиджановым, который, к сожалению, после нашего первого выпуска не
захотел больше преподавать во ВГИКе. Мы с ним даже поссорились из-за
этого. Особенно после того, как он принял приглашение Тамары Макаровой
вернуться. Хотя отказать Тамаре Федоровне он, конечно, не мог: ведь как
мастер он должен был заменить скончавшегося Сергея Аполлинариевича. А
профессора, кстати сказать, мне дали не во ВГИКе, а в институте
культуры, который находится в Мытищах. Там я какое-то время работала в
90-е.
* * *
— У вас много по жизни скопилось обид на коллег? На Тамару
Макарову и Сергея Герасимова, например, которые хотели отчислить вас с
первого курса ВГИКа?
— Ну разве это обида? Сначала хотели отчислить, а потом дали
возможность с Инной Макаровой поставить испанский танец. И благодаря
этому танцу Александр Фадеев, автор “Молодой гвардии”, убедил
Герасимова взять Инну на роль Любки Шевцовой. Так танец в фильм и вошел
— во время концерта молодогвардейцев для фашистов (есть там такой
хитрый эпизод, когда другие ребята биржу труда поджигают).
Были обиды и пообиднее. Вот я окончила ВГИК в 1949 году и почти десять
лет работала на Киностудии имени Горького вторым режиссером.
Самостоятельной работы не было, ведь фильмов снималось тогда очень
мало. Но это не все: меня вызвали в дирекцию и сказали, что я уволена.
Дескать, слишком много на студии молодежи. Вслух, правда, не
говорилось, а ведь было понятно, что в стране идет борьба с
космополитами, и людей “не той” национальности со студии просто
выгоняют.
Мы с моей школьной подругой стали прирабатывать шитьем халатов, а потом
меня неожиданно восстановили. Оказывается, студийные комсомольцы дошли
до министра. И он меня вернул. Правда, работа появилась, только когда
не стало Сталина. Пришли новые времена, и молодежь оказалась
востребованной.
А пока суд да дело, приходилось даже писать пьесы для театра. Одну из
них поставили в Центральном детском. В спектакле играли знаменитая
Лидия Князева, начинающий Ролан Быков. А недавно мне попалась на глаза
старая театральная программка, и я в ней обнаружила еще две известные
фамилия — Гребенникова и Добронравова. Пройдет 15 лет, и они напишут
вместе с Александрой Пахмутовой песню “Нежность”, а я ее возьму в фильм
“Три тополя на Плющихе”.
— “Три тополя…”, “Евдокия”, “Карнавал” — это абсолютно женские
истории. И вдруг появляются “Семнадцать мгновений весны”, где главный
герой — мужчина, герой, секс-символ времени, как бы сказали сегодня…
— Меня очень беспокоила бесполость Штирлица. Ведь всю картину он только
размышляет. Даже за оружие берется только один раз, когда убивает
провокатора Клауса. Если не считать, конечно, сцены с Холтофом,
которому достается бутылкой по голове… И я стала думать, как
очеловечить образ Исаева. Возникла идея создать женское окружение —
Габби, фрау Заурих, жена, приехавшая инкогнито из Москвы, — но такое,
чтобы никто из них к Штирлицу не мог приблизиться слишком близко. Ведь
положительный герой, особенно наш разведчик, — это еще и недосягаемая
моральная чистота. И это зрители, особенно женская их часть, всегда
очень ценят.
Когда впервые показывала на студии сцену встречи Штирлица с женой, в
зале было много ветеранов разведки. В темноте увидела замелькавшие
белые платки. Поняла, что поверили, хотя в действительности такой
сцены, может быть, и не было и быть не могло. Во всяком случае, у
Семенова ее точно нет. Правда, надо отдать должное Юлиану: через неделю
в одном еженедельнике я прочла его рассказ, который так и назывался —
“Встреча Штирлица с женой”, а посвящался он Вячеславу Тихонову…
— Сейчас, особенно после раскраски “Семнадцати мгновений
весны”, про персонажей этого фильма появилось много новых анекдотов. Не
обидно?
— Анекдотов про Штирлица и раньше много было. Только я никогда ими не
интересовалась. Даже не сразу поняла, что это целое направление, если
так можно сказать, в народном фольклоре. Но ведь если это фольклор —
что же тут обидного? Разве композитор будет огорчаться, что его песня
вошла в народ и считается народной? Это же счастье, что Штирлица помнят
и знают даже те, кто, может быть, и фильм уже позабыл или вообще его не
видел.
* * *
— Кстати, а как вам эта самая раскраска?
— Сначала я была против этой работы. Но потом изменила свое решение.
Особенно после знакомства с Александром Любимовым, инициатором проекта,
и его командой. Я снова себя ощутила в настоящей мужской компании. В
течение года раз в два месяца ребята приезжали ко мне с материалом,
советовались. Тяжелее всего давалось лицо Штирлица. Выбивались из
общего цветового решения (а оно, как мы договорились, должно было стать
неброским, матовым) алые эсэсовские повязки. Все эти моменты подробно
обсуждались. Я будто бы вернулась на съемочную площадку, с которой ушла
больше 20 лет назад.
А потом не забывайте: изображение в фильме никогда не “чистилось”,
начиная с первого показа в 1973 году. Фильм все эти годы безбожно
эксплуатировался. Права на него то и дело оспаривались — то студией, то
телевидением. На нем все зарабатывали, кроме авторов. И никто никогда
не ставил задачи отреставрировать негатив, убрать “намыленность” с
картинки. Теперь это сделано.
Вообще, показ обновленной картины намечался на осень. Но Первый канал,
на 9 Мая решил выпустить фильм “В бой идут одни “старики”, тоже
раскрашенный. Это и помешало полноценной премьере. Многое, особенно в
части звука, я бы сделала иначе. И сокращениями я тоже не очень
довольна. Хотя многие зрители этого наверное даже не заметили.
А вообще, я против слова “раскраска”. Пусть фильм живет не только для
тех, кто видел его тридцать лет назад. Будет ли среди новых зрителей
молодежь — покажет время. Одного показа для этого явно недостаточно.
Не могу не рассказать в связи с этим про один телефонный звонок: звонил
мой старый знакомый, который сказал, что каких-то двадцать лет назад
его, как и многих, поразила фраза в фильме про “золото партии” (она
была актуальна из-за гонений на КПСС), а при недавнем просмотре — сцена
со старым генералом в исполнении великого актера Николая Гриценко в
поезде на германо-швейцарской границе. Помните: генерал предвещает
Штирлицу, что после распада нацистской Германии в стране воцарит
“диктатуру мелких лавочников”?..
— Песни в фильме первым должен был исполнять Вадим Мулерман. Но он оказался под запретом, и вам пришлось им пожертвовать?
— Пробовали мы многих. Может быть, и Мулермана. Но остановились на
Магомаеве, перед которым я всегда преклонялась. Мы даже успели его
записать — перед его отъездом на стажировку в Милан. Но все равно у
меня не было чувства, что песни звучат “изнутри” фильма, соответствуют
сдержанной и глубокой манере игры Тихонова. И тогда возник Иосиф,
которому я сказала: “Забудьте, что вы Кобзон”. И он “забыл”. И
получилось то, что получилось.
— Какие сейчас у вас отношения с Вячеславом Тихоновым и Леонидом Броневым?
— Со Славой еще не так давно мы виделись на благотворительных
мероприятиях. Теперь перезваниваемся. Я даже пригласила его на свой
домашний юбилей. Надеюсь, приедет, хотя живет он за городом и ведет
уединенный образ жизни, больше общается с внуками. А с Броневым
виделись год назад в больнице. Он лежал в соседнем отделении и пришел
меня навестить.
Меня часто спрашивают: кто еще был кандидатом на роли Штирлица и Мюллера. Скажу честно: не помню и не хочу помнить.
— Понимаю, что Татьяна Доронина очень сложный человек. Но
сложилось ли у вас на съемках фильма “Три тополя на Плющихе” хотя бы
подобие дружеских отношений? А может, с актерами вообще нельзя дружить?
— Я дружила с актерами во время работы, но работа кончалась, и
возникала дистанция. Мои компании вообще в основном были мужскими и
совсем не актерскими. Могу сказать, что в последние годы часто общались
с Кларой Лучко, с которой вместе учились у Герасимова. А Доронина —
человек очень сильный и очень цельный. Когда она пришла ко мне на
пробы, я понятия не имела о ее театральном успехе в Ленинграде. Просто
сказала: “Спойте песню “Нежность” так, как ее спела бы простая
крестьянская женщина. Даю вам два дня”. А Таня ответила: “Отчего же два
дня? Я сразу спою”. И спела. И сразу отпали все претендентки. Одного от
нее не смогла добиться: чтобы она во время исполнения ойкала. Поэтому
“ойканье” в фильме мое.
— Есть еще Ирина Муравьева, которой вы подарили бенефис под названием “Карнавал”…
— С Ирой мы сделали две картины: кроме “Карнавала” еще и “Мы,
нижеподписавшиеся”. Там совсем другая роль — не музыкальная. Я очень
ценила ее легкость, способность к импровизации. И мы даже хотели
сделать третью картину — тоже по сценарию Анны Родионовой, автора
“Карнавала”, и тоже с музыкой. Но что-то этому помешало.
* * *
— А много ли замыслов, которые не осуществились?
— Полно! После фильма “Им покоряется небо” возник замысел фильма о
советском ледоколе, который, когда началась война, стоял в
Новороссийске. Вырваться оттуда было практически невозможно, потому что
Черное море соединялось со Средиземным морем проливом, который
контролировался врагом. Наши моряки сумели ценой потерь прорваться,
обойти Африку и через Индийский океан вернуться во Владивосток. Мало
кто про этот подвиг и сегодня знает!
Что только нашим морякам не приходилось делать — даже вкалывать в
разных странах в качестве рабочей силы, чтобы заработать на уголь.
Иначе бы как ледокол двигался к цели! Он и потом, после прибытия во
Владивосток, не был списан — несмотря на все пробоины. После ремонта
сопровождал транспортные суда союзников по Северному морскому пути.
Эту историю мне рассказали мои друзья — полярные летчики Валентин
Аккуратов, который был главным штурманом полярной авиации, и Василий
Колошенко, и ныне здравствующий Герой Советского Союза. Мы прямо-таки
грезили этим фильмом. Думали, как будет двигаться по реальному маршруту
ледокол, как его можно будет снимать с вертолетов. Куда-то ходили,
чего-то требовали. Но денег на этот фильм у государства так и не
нашлось.
— А что собирались снимать, когда началась перестройка?
— Один из моих замыслов — экранизация книги Вишневской “Галина”. Это
мог быть фильм о сильной женщине и ее времени. Мы несколько раз
встречались, готовились к съемкам. Но одно меня остановило: Галина
Вишневская отказалась петь заново свои старые партии. Потом мне очень
нравился кабаре-дуэт “Академия”, когда Саша и Лолита еще были вместе. С
ними многие интересные вещи можно было бы сделать, но…
— Тогда вы поняли, что больше никогда не будете снимать кино?
— Просто начались серьезные изменения в стране. И я поняла, что мои
новые герои никому не нужны. Было над чем поразмышлять, сидя у себя
дома.
— Вы не раз говорили, что настолько любили свою маму, что не могли разделить ее ни с кем. Это так?
— Моя мама — Ида Израилевна — была малообразованной женщиной.
Но ее мнение много что значило — и не только для меня. Она приходила на
сдачу каждой моей картины. И потом даже директор студии Григорий
Иванович Бритиков, человек, благодаря которому Киностудия имени
М.Горького стала после войны той студией, где создали свои первые
фильмы Кулиджанов, Ростоцкий, Хуциев, Шукшин, меня серьезно спрашивал:
“Ну что сказала мама? Много было замечаний?”
А когда ее не стало — ко мне приехали Кобзон, Роберт Рождественский, с
которым я тоже очень дружила, Стелла Ивановна Жданова, не последний
человек на телевидении… После маминой смерти я впервые воспользовалась
тем, что я — автор “Семнадцати мгновений…”. И обратилась в Моссовет,
чтобы мне дали другую квартиру.
МЕЖДУ ТЕМ
Фестиваль “Московская премьера”, одним из соучредителей которого
является “МК”, в этом году решено посвятить Татьяне Михайловне
Лиозновой. Чествование легендарного режиссера состоится в рамках
открытия фестиваля 27 августа, в День российского кино, а в преддверии
этого события, 19 августа, в Библиотеке киноискусства имени
С.М.Эйзенштейна откроется ретроспектива “Кинорежиссер Татьяна Лиознова.
На фоне учителей и учеников”. Помимо просмотров в кинозале библиотеки
состоятся творческие встречи, в том числе со многими популярными
актерами — Юрием Яковлевым, Инной Макаровой, Людмилой Хитяевой,
Вячеславом Шалевичем, Светланой Светличной и другими. Читатели “МК”
смогут попасть на эти мероприятия, как всегда, бесплатно.
http://www.mk.ru/culture/321512.html